
Елена Николаевна Егорова http://proza.ru/2008/08/29/15
Дзержинский о себе
Интересно почитать дневники, письма и речи Дзержинского. Его “дневник заключенного”, который он вел в Варшавской цитадели в 1907-1908 гг., производит тягостное впечатление. Там описывайся будни узника в одиночке, который перестукивается с соседями, нервничает порой на допросах. Дзержинский возмущается заковыванием заключенных в кандалы, суровыми приговорами, побоями, казнями, предательствами среди членов Польской социалистической партии (ППС). Однако при внимательном прочтении понимаешь, это относится к террористам ППС, за которыми числятся налеты, грабежи и убийства. К Дзержинскому, который такую тактику не поддерживает, относятся корректно, хорошо кормят. Вообще, из всех тюрем, где он сидел, физически тяжелые условия, судя по письмам, дневникам и воспоминаниям друзей, были только в Орловской губернской тюрьме, а в Ковно, где Дзержинского якобы избивали, он “имел все необходимое даже в большем количестве, чем на воле”.
В письмах к старшей сестре Альдоне Булгак Дзержинский много пишет о любви и сострадании к людям, особенно к обездоленным детям: “Только детей как жаль!.. Я страстно люблю детей...”. Он пишет: “Я всей душой стремлюсь к тому, чтобы не было на свете несправедливости, преступления, пьянства, разврата, излишеств, чрезмерной роскоши, ...чтобы не было угнетения, братоубийственных войн, национальной вражды... Я бы хотел обнять своей любовью все человечество, согреть его и очистить от грязи современной жизни...”
Письма из Женевы полны лирическими описаниями пейзажей, сентиментальными воспоминаниями о детстве в Дзержинове, краткими упоминаниями о работе. Дзержинский осуждает ложь и лицемерие, размышляет о порочности буржуазной семьи. Письма к жене Софье Сигизмундовне (Зосе) полны любви к ней и сыну, заботой о маленьком Ясике, которого Дзержинский называет “мое солнышко”.
Однако не только любовью пронизаны письма Дзержинского, но и ненавистью к существующему строю, к богатству одних, которое, по его мнению, является причиной нищеты других. Он мечтает низвергнуть это общество, чтобы построить жизнь по собственным идеалам. В письмах ярко выражен воинствующий атеизм Дзержинского, который в детстве был религиозен и даже мечтал стать священником. Альдона оставалась верующим человеком и считала Феликса “заблудшим”. Он пишет ей: “Мне не нужно успокаивать вашей верой свою душу и свою совесть... ибо я здесь, на земле, нашел счастье... Я ксендзов [3] проклинаю, я ненавижу их... Я борюсь с ними не на жизнь, а на смерть, и поэтому никогда не пиши мне о религии, о католицизме, ибо от меня услышишь лишь богохульство...” Сильная энергия разрушения заключена в этих словах.
В 1918 г. в письмах к жене в Швейцарию Дзержинский пишет: “Я нахожусь в самом огне борьбы... Мысль моя заставляет меня быть беспощадным, и во мне твердая воля идти за мыслью до конца... Гражданская война должна разгореться до небывалых размеров, ... и моя воля - бороться и самому быть беспощадным...” “А здесь танец жизни и смерти - момент поистине кровавой борьбы, титанических усилий...”
В апреле 1919 г. на тревожное письмо сестры Альдоны, потрясенной страшными картинами войны и кровавой репутацией любимого брата, Дзержинский отвечает: “Я остался таким же, как и был, хотя для многих нет имени страшнее моего. Любовь сегодня, как и раньше, все для меня... Меня ты не можешь понять. Солдата революции, борющегося за то, чтобы не было на свете несправедливости...”
Казалось бы, эти письма характеризуют Дзержинского как стойкого и последовательного борца за светлое будущее, но когда понимаешь, что за словом “беспощадный” стоит “красный террор”, а другими словами, государственный терроризм со всеми ужасами репрессий и массовых убийств мирного населения, попрания общечеловеческой морали, образ “рыцаря революции” покрывается кровавыми пятнами.
Дзержинский глазами друзей
Наибольший интерес вызывают публикации конца 1920-х гг., когда воспоминания друзей не были еще гладко “причесаны”. В биографии, составленной в 1929 г. соратником и давним другом Дзержинского Феликсом Коном, любопытны такие эпизоды. По словам самого Дзержинского, в детстве он был настроен националистически, “мечтал о шапке-невидимке, чтобы, став невидимым, уничтожить всех “москалей”. Из этой книжки мы узнаем, что сначала Дзержинский “работу в массах сводил к экономической борьбе, и только в последствии, уже в ссылке, стал на путь Ленина”, а не сразу, как сказано в официальной биографии. В Ковно он был выдан полиции вовсе не провокатором, а просто молодым неподготовленным рабочим, которому неосторожно дал нелегальную брошюру.
У Дзержинского были актерские способности. При побеге из Верхоленска, он с товарищем едва не утонул в реке и ловко разыграл сочувствующих ему крестьян, представившись купцом: крестился, молился, воздавал хвалу Господу за спасение. Вот где пригодились Дзержинскому детские воспоминания! Потом он язвительно подтрунивал над наивными крестьянами.
Другой эпизод свидетельствует о том, что Дзержинский обладал даром психически влиять на людей. Во время переезда из Варшавы в Орел в 1914 г. заключенные пели революционные песни, за что их лишили пайка. Требования к конвою остались безрезультатными. По настоянию Дзержинского пришел начальник конвоя, который заявил, что если они будут протестовать, то он прикажет в них стрелять. Распахнув рубашку, Дзержинский крикнул: “Мы не боимся ваших угроз! Стреляйте, если желаете быть палачами!” “Это было сказано с такой внутренней силой, что начальник остолбенел... Воцарилось гробовое молчание... Глаза начальника встретились с метавшими молниями глазами Дзержинского. Это была своего рода бескровная дуэль. Начальник отвернулся и ушел из вагона. Час спустя нам были доставлены хлеб, селедка и махорка”.
В сборнике “Страж Октября”, вышедшем в 1926 г. сразу после смерти Дзержинского, опубликованы статьи его ближайших друзей по работе - Рыкова, Петерса, Радека и других. Александр Рыков называет Дзержинского “личностью, выточенной из одного куска”, подчеркивает целостность его натуры. Яков Петерс, сподвижник Дзержинского в ВЧК, передает поражающую цинизмом фразу Ленина: “Когда умирает человек, его хоронят, зарывают глубоко в землю, иногда посыпают известью, чтобы труп не вонял, а перед нашими глазами умирает целое общество, оно остается на поверхности, его никто не зарывает, это умирающее общество своей вонью заражает иногда слабых, кто к нему прикасается”. Дзержинский не был слабаком, в отличие от некоторых своих товарищей.
“Даже коммунистов не всех, кого намечали, удавалось вовлечь в работу ВЧК, - пишет Петерс, - ...неприятно было идти на обыск, видеть слезы на допросах, особенно тем товарищам, которые сами еще недавно были на допросах у жандармов и полиции... И Дзержинскому немало приходилось уговаривать товарищей идти на работу в ВЧК”. В другом месте Петерс рассказывает, что когда осенью 1918 г. некоторые коммунисты, не одобрявшие жестокость ВЧК по отношению к населению, “в печати и на собраниях стали выступать против ВЧК, говоря, что наступила пора ограничить права ВЧК в области непосредственной расправы, - тов. Дзержинский глубоко возмущался...”
Старый сподвижник Дзержинского Карл Радек так передает слова “железного Феликса”: “ЧК должна защищать революцию, даже если меч ее при этом случайно попадет на головы невинных”. Однако во время террора “карающий меч” опускается на головы невиновных вовсе не случайно, а закономерно - в целях устрашения. Само слово “террор” означает “страх”, “ужас”.
“Тем, кто знал Дзержинского, известно, как нелегко давалась ему его беспощадность, - пишет Радек, - ... И только глубокое убеждение в том, что всякое мягкосердечие может причинить бедствия и страдания миллионным массам позволяло ему опускать непоколебимо меч революции... Разрушение и насилие было для него только средством, а само существо Дзержинского - это была глубочайшая тоска по строительству новой жизни”.
Эта фраза раскрывает причину того, почему чувствительный мальчик, который не мог обидеть даже кошку и мечтал стать священником, превратился в беспощадного и безжалостного “железного Феликса”. В нем с детства жила ненависть ко всему, что, на его взгляд, было причиной несправедливости - богатству, эксплуатации, религии... А ненависть - сила разрушительная, она прежде всего растлевает душу. Созидательного пути Дзержинский не видел. Сначала он потерял веру в Бога и стал ненавидеть священников. А “без Бога все позволено”, как писал Достоевский. Поэтому все, кажущиеся плохим, можно разрушить для достижения счастья в собственном понимании, не считаясь со средствами. Ради этой благой цели можно лукавить, обманывать, брать заложников и убивать, даже если “случайно” это будут невиновные: женщины, дети, старики, поскольку. наказания для облеченного сильной властью на земле нет, а Божьей кары якобы не существует. Несправедливый мир Дзержинский вместе со своими соратниками уничтожал еще большей несправедливостью, искоренял страдания, причиняя еще большие страдания и смерть миллионам своих соотечественников. Любя людей вообще, он ненавидел дворян, буржуазию, духовенство, казачество, настороженно относился к крестьянам, не считаясь с тем, что и они все люди, и они имеют право на жизнь и счастье, а не только пролетарии. Поистине, “дорога в ад выстлана благими намерениями”.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ